— Погодь! — остановил его старый атаман и сам плеснул спиртягу на обнаженный раненый бок «Делона». Тот даже не зашипел, только дышал тяжело и неровно. К изумлению Дурнова, очистившийся бок не спешил заливаться новой кровью.

— Трава сдерживает движение крови по обоим кругам, — пояснил Олеша. — Ему скоро будет очень холодно… Но это ничего.

Тут щуплый даос зажал двумя пальцами ямочку на верхней губе Ивашки. Несколько тяжелых судорожных вдохов — и вот «защитник» обмяк. Спит!

— Эх, жаль, опия нету, — вздохнул Олеша и ухватился за «спицы».

— Дай сюда! — Дурной успел выхватить у друга инструменты и старательно прополоскал их в самогонке. Бяо с интересом смотрел на «суеверные ритуалы варвара», но не вмешивался. Лишь получив «спицы» назад, коротко приказал:

— Держи его за плечи… Мало ли что.

И был прав. Ушедший в «нирвану» Ивашка в себя не приходил, но от боли дергался и брыкался. Мучительно долго даос искал пулю, потом «вываживал» ее из раны. Наконец, инородное тело было извлечено! Китаец стянул края раны несколькими бронзовыми скобами (Дурной и их успел обмыть самогонкой).

— Зашивать пока нельзя, — пояснил Олеша. — Я сделаю прижигания — и тело будет выводить дурные соки. Нужен выход.

— А жить-то он будет? — с плохо скрытой паникой спросил старый атаман.

— Разве я Всевидящее Небо?

Глава 33

Островок оказался паскуднейшим. Низкий, большей частью топкий, сплошь заросший тальником да гнилыми деревцами. Только с северной — верхней — части Амур намыл целую гору золотого песка, образовав чистую и довольно сухую отмель. К сожалению, особого выбора не имелось: выше по течению начиналась хинганская горловина, где вообще не было островков, а ниже река тоже оставалась «чистой» верст пятнадцать. Лишь потом появлялись другие островки, но все они были по-над берегом, так что подкрасться по зарослям к ним легко можно подкрасться. Кому такой вариант понравится?

Этот же топкий одиночка стоял прям посередине Черной Реки — кругом пустота и простор. На самой стремнине; островок даже форму имел миндалевидную — так вода его обточила за сотни, а может, и тысячи лет. И самое главное — находился он практически на полпути между Болончаном и Темноводным.

Идеальное место. Только дрова для костров надо с собой привозить.

— Кони, — негромко сказал Аратан.

Тихо так сказал, будто, и не своему атаману, а просто в воздух. Маленький тигр до сих пор злился на Дурнова за то, что тот ушел в тайный поход на Бахая и не взял его с собой. Бессмысленно было говорить, что Аратан уже большой вождь, его отсутствие сразу заметят (как это и случилось во время путешествия даура в Пекин). Бесполезно! Затаил Дикий Зверь обиду, и та пока даже маленькой трещинки не дала.

А на левый берег и впрямь выходили лошади. Небольшой такой табунок голов в сорок. Значит, всадников — двадцать. Послушал, получается, Тугудай. Принял приглашение. Кони нехотя заходили в воду — осень уже все-таки — и начинали заплыв к островку. Здесь метров 400–500 — преодолимое расстояние.

— Палите костры пожарче! — с улыбкой крикнул Дурной. — Дауров отогревать будем!

Тугудай прибыл последним из приглашенных, а, значит, уже сегодня можно будет попробовать поговорить. Вернувшись с Буреи с «богатым трофеем», старый атаман позвал всех — для большого совета. Звал настойчиво, ибо мало кто захочет ехать на такую беседу, где все друг на друга волками смотрят. Первыми приплыли темноводцы, что неудивительно: у них был самый веский повод. Дурной отпустил в острог Бутакова с вестью, что остальных пленных казаков они взад получат только после серьезного разговора.

Прибыли, вышли на песочек. Атаман оглядел их и бросил недовольно:

— А где же мудрые есаулы Никифор Черниговский да Василий Мотус?

— Никишка занемог, — ответили ему. — А Мотус-то и не в есаулах вовсе.

— Значит, выбирайте его, — залепил им пощечину Дурной. — Без Мотуса переговорщиков от вас не приму.

Казацкая старшина мрачно зыркала на бывшего атамана. А что делать? Темноводный враз обезглавел. Более того, пока выходит, что это они на Дурнова и на болончанцев засаду устроили. То бишь, сами виноваты. К тому же, все знали, что этот сукин сын Черной Реки на разговор всё Темноводье сзывает. А если все к нему присоединятся? Да на Темноводный своей ордой пойдут? Выживать надо…

И темноводцы спешно уехали. А местечко песчаное и сухое вскоре дощаник с Северного занял. Якунька был весел, всё норовил обниматься, звал всех пить зелена вина, но Дурной вежливо отказал: мол, разговоры вести только все вместе будем. Позже приехали смущенные староверы с зейских сел, затем дауры верзнезейских родов. После того, как Ивашка с Тугудаем спалили Молдыкидич, последние стремились отдалиться от всего этого темноводского блудняка. Послушно сдавали ясак, но с лоча дел иметь не желали. Да и с Тугудаевой ордой тоже.

Затем по второму кругу приехали темноводцы — уже с Мотусом и оклемавшимся Черниговским. Сразу затеяли свару с Якунькой за сухое место, но тот чуял, кто теперь в силе — и не покорялся. Драка вышла вялая, да и та сама собой угасла, когда из зарослей тальника вышли воины Индиги. Дурной много народу с собой привел — более сотни. Он и не скрывал, что правило: делегация не больше двадцати человек — его самого не касается.

И вот пришел Тугудай. Если честно, старый атаман в нем больше всех сомневался. Все-таки этот даурский «хан» в Темноводье преуспел больше всех. Наверняка чует свою силу, может решить, что не нужно ему ни с кем договариваться…

Но вот пришел.

Дурной собрал людей и послал их по островку сообщить, что вечером будет совет. Вроде и остров не великий, но каждая делегация селилась отдельно от всех прочих. Каждый лагерь старался встать особняком, никто не хотел прижаться к соседскому боку.

«Вам же хуже» — вздохнул старый атаман и пошел в свой лагерь, готовить шоу.

…Костер пылал жарко, только никого особо не согревал. Слишком много людей уселось в круг, слишком далеко их пятки находились от языков пламени. Ну, да потерпят. Дурной не стал садиться, а сразу прошел внутрь этой арены. Ему для всех говорить придется.

— Нешто все, наконец, собрались? — окинул он взглядом «делегатов». — Да нет, одного все-таки не хватает.

Махнул рукой: к кругу подошел еще один человек. Широко шагнул в свет — и «делегаты» ахнули! Это был Ивашка. Слегка перекособоченный, бледный, но живой, свободный и добротно одетый.

— Что, иудушки, не ждали? — злобно прошипел «Делон». — Решили, подох защитник Темноводский? За шкуры свои торговаться приехали?

Об этом «театральном этюде» они сговорились заранее. Ивашка согласился с радостью, больно хотелось ему на вытянутые лица своих подданных да былых союзничков посмотреть. Но потом (уж раз в сотый) добавил: «Ты бы все-таки лучше меня убил, Сашко».

— Считаю, что Иван Иваныч много значит для Темноводья и тоже должен свой голос иметь, — объявил Дурной. — Ты садись в круг.

А Ивашка стоял, задумавшись. Злая радость в его глазах тускнела и оседала в какие-то глубины.

— Чтой-то некуда мне сесть, Сашко, — обронил он. — К одним — сам не хочу, к другим — невмочь.

— Это потому, Ивашка, что ты отдельных людей видишь, а главного не замечаешь, — улыбнулся Дурной. — Это круг. И он общий. Садись не к кому-то. В круг садись.

«Делон» покосился на старого атамана, покачал головой, усмехнулся невесело — но сел. Возле Тугудая.

— Кто не знает — я Сашко Дурной, — зычно начал беглец из будущего. — Бывший атаман Темноводного. Я держал ответ за всё Темноводье сначала перед Кузнецом-Дарханом, а после — перед воеводой Пашковым. Садитесь поудобнее, люди добрые — говорить долго буду!

И начал.

— Хочу вспомнить я времена далекие, когда только всё начиналось. Почти двадцать годов назад… подумать даже страшно. Всё, что было у нас тогда — маленький «воровской» острожек на дюжину человек. Только с годами то зернышко проросло. Настолько сильный всход вышел, что и войску Минандали укорот дали, и от хитромудрого Шархуды отбились и даже Нингуту захватили… Хотя, последнее не стоило делать.